— Как и ты, — отметил Хан, указав на дорожки красноватого пота, стекающего по пепельно-серым вискам Мортариона.

— Твоя правда.

Голос Мортариона выдал его сожаление. Даже годами копившиеся обида и горечь не смогли скрыть от Повелителя Смерти иронию сложившейся ситуации. Примархи были созданы сражаться, как элементы единой армии, в которой один брат компенсировал недостатки другого. Несмотря на ревность и соперничество, такая армия с точки зрения завоевания была идеальной. Мечта Императора — Великий крестовый поход во имя Единства, ведомый двадцатью бессмертными аватарами его собственной несравненной души — была безупречной.

И вот до чего они дошли: до драки посреди свидетельств вандализма Русса. Они глубоко пали и оба знали, будет только хуже.

— Ты мог отречься, — сказал Хан, уходя от свистящего взмаха косы, направленного в шлем. — Гор не твой хозяин.

Мортарион фыркнул.

— И никогда им не будет.

— Ты видел мощь нашего отца — никто из нас не сможет противостоять ему.

Мортарион перешел в наступление. На окружавших их колоннах мерцало и прыгало отражение пылающих расщепительных полей.

— Он скован собственными ошибками. Тронный зал стал вместилищем кошмаров, и Император не может покинуть его. Путь открыт, Империум наш.

Хан отбил удар косы и сделал выпад, целясь в горжет Мортариона. В последний миг Джагатай направил клинок вниз, миновал защиту и оставил длинный разрез на нагруднике примарха Четырнадцатого. В этот раз клинок вошел глубоко, разрубив уже искромсанный доспех и погрузившись в грудную клетку.

Поморщившись, Мортарион рванул и отбил вышедший из тела меч Хана рукоятью косы, одновременно отступив назад.

— Нечего захватывать, — прорычал Хан, преследуя его. — Кроме выжженной земли. Оглянись — ты можешь превратить в нее всю галактику.

Мортарион вызывающе зарычал и перешел в атаку. Используя косу, как алебарду, он врезал рукоятью в солнечное сплетение Хана. Тот отшатнулся, споткнувшись на неровном полу, и Мортарион тяжелой поступью последовал за ним, осыпая брата новыми ударами — сильными, тяжелыми, сотрясающими землю. Хан продолжал отступать, с трудом выдерживая обрушившуюся на него вспышку ярости.

Братья снова набросились друг на друга, с яростью обмениваясь ударами. Фрагменты брони разлетались, подобно шрапнели. Из разбитых сосудов Мортариона хлынул газ, едва не ослепив обоих примархов. Братья без устали рубили и кололи, не уступая ни пяди земли. Кровь брызгала во все стороны, пачкая доспехи и смешиваясь на лезвиях клинков, словно богатое темное вино.

Продолжая сражаться и ощущая привкус меди во рту и жжение в мышцах, Хан чувствовал, как ему не дают покоя степные традиции его родины. Он нуждался в пространстве, чтобы воспользоваться своей скоростью. Должен был воспользоваться своими сильными сторонами и избавиться от изматывающей хватки Мортариона.

Собравшись с силами, Джагатай отбил удар косы и отступил, увлекая противника за собой. Повелитель Смерти поднял над головой Безмолвие, отбросившее серповидную тень на узор глаза. Развевавшийся изорванный плащ Мортариона напомнил персонажа старых легенд — мифического жнеца тысяч человеческих миров, которого призвали на мир угасших душ.

Хан не двигался, тяжело дыша и пытаясь собраться с силами для последней атаки. Сердца глухо стучали, легкие горели. Он не отпускал дао, ожидая хода противника.

«Иди ко мне. Ты же видишь мою слабость».

Один выпад. Один идеальный, точно выверенный выпад, на который силы у Джагатая ещё были. Атака должна быть безупречной, в противном случае возможности защититься уже не будет. Менее искусный удар не сразит такого врага.

Но Мортарион не шевелился. Он застыл, словно прислушиваясь к чему-то. Его коса перешла в защитную позицию. Из-под маски раздался легкий кашель, и Хан догадался, что это был сдавленный от усталости смех.

— Итак, выбор сделан.

Хан не сходил с места, не зная, что брат имел в виду. Мортарион дал знак Савану, и его воины начали отступать к позиции повелителя.

— Наши корабли сражаются друг с другом, брат, — раздраженно прохрипел Мортарион и, прихрамывая, начал отходить. — Это не то, что нам обещали, но я не стану терять флот в таком бою.

Слова было трудно разобрать из-за наполнившей рот крови, струйки которой вытекали из-под краев маски.

— Но запомни вот что — теперь эта вражда навечно. Ты и я, наши судьбы переплелись в этом месте. Помни об этом. Именно здесь все началось.

Хан почувствовал, как вокруг ног зашевелилась пыль. Из открытой вершины пирамиды вниз заструились волны темно-зеленой энергии.

— И когда мы снова встретимся, — проскрежетал Повелитель Смерти, — обратного пути уже не будет.

Он насмешливо отдал честь, и вдруг сверху ударили лучи яркого света, пробив облачный покров и вонзившись в центр пирамиды.

Хан бросился вперед, слишком поздно осознав, что происходит. Как всегда дао в руках примарха был молниеносен. Если бы клинок достиг цели, то пронзил бы насквозь шею Мортариона, миновав его защиту и перерезав трубки дыхательной маски.

Но Повелитель Смерти и его свита в один миг исчезли, затянутые варп-вихрем. В оставшейся после них пустоте выл ветер, кружилась пыль, извивалась молния.

Хан, пошатнувшись, по инерции проскочил пустое пространство, где только что находился враг. Застигнутый врасплох примарх резко развернулся, по-прежнему готовый атаковать.

Перед ним стоял Цинь Са, целый, но с обнаженными клинками. Вместе с ним были легионер Тысячи Сынов и пятеро воинов кешика.

— Верни меня к нему! — прорычал Хан, в котором по-прежнему кипел гнев. Охота не завершилась, добыча сбежала.

Цинь Са опустил мечи. Минуту он молчал, но тихие щелчки из шлема говорили о попытках связаться с кораблями на орбите.

Затем магистр кешика покачал головой. Что бы Гвардия Смерти не использовала для прорыва через эфирный барьер, повторить это было невозможно.

Хан повернулся к Арвиде.

— Это твой мир, — прошипел примарх. — Вытащи меня отсюда.

Колдун нетвердо стоял на ногах.

— Ваши корабли все еще на орбите? — Арвида взглянул на Цинь Са. — Проблема в барьере?

— Думаю, да.

— Это будет трудно, — пробормотал Арвида, повернувшись к Хану. — Меня ненадолго хватит. Будем надеяться, что кто-нибудь внимательно наблюдает.

Хан кивнул.

— Действуй.

Белые Шрамы расступились, и Арвида сделал шаг назад. Он сконцентрировался и сжал руки вместе. Вокруг воина возник колдовской свет, притягиваемый к доспеху, словно вращающиеся звезды. Перчатки окутали серебристые вспышки, набирая силу. Через несколько мгновений руки легионера засияли столь сильным светом, что на него было трудно смотреть.

Затем Арвида поднял руки вверх и выпустил ослепительный и обжигающий столб света. Он пронзил центральную шахту пирамиды и устремился в небеса.

Легионер Тысячи Сынов пошатнулся, едва устояв на ногах, но луч эфирной энергии продолжал с ревом вырываться из него. На небе полыхнула серебристая цепь, раздались ответные могучие раскаты, напоминающие удары грома. Нижнюю поверхность облачного покрова оплела радужная сеть. Впервые сплошная блокирующая пелена распалась, за ней показались разноцветные пылающие тени, которые переливались и плясали, словно полярное сияние.

Сам Арвида в сияющем багровом доспехе начал мерцать. Свечение усилилось настолько, что стало ослепительным. На миг Хану показалось, что он смотрит прямо в Астрономикон, и должен отвернулся.

Примарх посмотрел вверх, где высвобожденная Арвидой энергия все еще пронзала бушующие небеса.

— Теперь все, что остается — это надеяться, — мрачно пробормотал он.

Радость Шибана от прибытия Джемулана была недолгой. Силы сравнялись, и поскольку каждая из сторон обладала опустошительной огневой мощью, то каждый последующий шаг эскалации конфликта приближал гибель Легиона. Оружие, созданное нести смерть врагам, теперь было обращено против себя.

Шибан не вставал, гуань дао была активирована и готова атаковать. Хасик и его воины по-прежнему контролировали район командного трона в дальнем конце мостика, а также высокую наблюдательную палубу и террасы. Отряды Джемулана телепортировались двумя группами на флангах, а главные силы в начале мостика, сосредоточившись среди постов сенсориума. Укрытий хватало для обеих сторон, но присутствие сотен смертных членов экипажа, застывших в нерешительности у своих пультов управления, увеличивало шансы превращения чистого боя в резню безоружных.