— Я ничего не знаю о Пятом, — сказал Харен.

— Узнаешь. На Луне к вам присоединится офицер-связист, но прежде ты должен взяться за учебу.

Харен не двигался с места, потеряв дар речи. Мужчина снова посмотрел на него.

— Тебе что-то еще нужно? — спросил он.

— Я не знаю, — ответил Харен — Вы мне не расскажете?

Мужчина секунду подумал. В его аугметике что-то щелкнуло, словно часовой механизм.

— Ты сменишь имя, — сказал он. — Я знаю только одно — они получают новые имена при вступлении в Легион.

— Новое имя, — рассеянно произнес Харен. — Какое?

Мужчина пожал плечами.

— Понятия не имею. У тебя есть десять лет, чтобы узнать.

Таму вышел вперед. Из-за яркого света фонарей в ангаре ряды воинов в доспехах, таких же белоснежных, как снега на зимнем Улааве, ослепительно блестели. Время от времени он напоминал себе, что стал одним из них.

Один из них. Из Легиона. Космодесантник.

Перед ним стоял нойон-хан Хасик. Он минуту разглядывал Таму, изучая его. Тот в ответ бесстрашно смотрел в карие глаза Хасика. Несмотря на огромный терминаторский доспех с золотой отделкой, на тысячи воинов, стоявших навытяжку в похожем на пещеру отсеке «Дергуна», на огромное количество вооружения вокруг него, юный воин испытывал только радость.

— Таму, — обратился Хасик. У него был зычный баритон, огрубевший за более чем шестьдесят лет службы в Легионе. По слухам, он был наряду с Есугэем одним из первых принятых с Чогориса. Глядя на его суровые черты, Таму верил в это.

— Талскар?

Таму покачал головой.

— Хин-зан, — ответил он, назвав клан Чогориса, из которого его забрали. Талскар был народом Великого Хана, но в Легион отбирали из множества племен. Теперь они все были Белыми Шрамами.

— Покажи, — потребовал Хасик.

Таму подставил левую щеку под резкий свет фонарей. Хасик провел пальцем по рельефному шраму, который протянулся вниз по скуле к подбородку Таму.

Хасик удовлетворенно кивнул и отвел руку назад. Адъютант вручил выбранное оружие — двуручную гуань дао с расщепляющим лезвием. Хасик держал ее перед Таму словно палач, готовый отсечь голову.

— Ты был Таму из хин-зана, — произнес он. Его голос заполнил огромное пространство. — Теперь ты принадлежишь орду Джагатая, и твоя прежняя жизнь закончилась. Какое имя ты берешь, чтобы ознаменовать свое Вознесение?

Таму произносил его вслух много раз в предшествующие церемонии дни, приучая губы выговаривать его и пытаясь уменьшить непривычное ощущение от смены. Когда он повторил, имя все еще резало слух.

— Шибан, — сказал он.

Хасик вручил ему глефу.

— Ты един с орду, Шибан. Ты принадлежишь братству и покинешь его только со смертью. Пусть она придет нескоро, и слава сопровождает твои деяния до того дня.

Шибан принял глефу обеими руками. Оружие ощущалось приятной тяжестью. Он пробежался глазами по лезвию, отмечая глефы на металле, позолоту на кожухе расщепителя.

Гуань дао была идеальна.

— За Великого Хана, — сказал он, почтительно поклонившись, его сердца переполняли эмоции.

Подготовка заняла больше десяти лет.

В общей сложности прошло четырнадцать, прежде чем Харен был готов. Физические изменения были серьезными, хирургические операции болезненными, а культурные обычаи V Легиона слишком странными для понимания. Он должен был выучить хорчин, странный язык Чогориса. Одно только это оказалось для него нелегким испытанием: вопреки улучшенной памяти и сообразительности произношение столь чуждых звуков оставалось для него серьезной проблемой.

Дело было не только в лексике и грамматике. В хорчине были интонации и тонкости, не свойственные ни одному терранскому языку. Его первый учитель — коренастая женщина-уроженка мира с повышенной гравитацией Бо-Фе — изложила собственную теорию о происхождении отличий.

— Они поэтичные люди, — пояснила она ему. — Их родина — пустынное место. Это развило их воображение, поэтому они наполнили свои разумы словами.

Женщина презрительно скривила губы. Чогорийцы не очень то и восхищали ее.

— Они слишком много говорят. И плохо учат готик, отсюда все эти споры.

— Почему так? — спросил Харен.

— Не знаю. Может быть, они не знают себя.

Харен в конце концов освоил речь, как и все остальные терране, принятые в Легион. Призывники учились вместе, сосредоточенно изучая группы иероглифов и диакритические знаки, сходя с ума от этих сложностей и скрепляя дружбу перед лицом трудностей.

Многие новички были набраны из азиатских ульев. Харен не одобрял это. После наступления Единства Империуму было предназначено выйти за пределы расовых и этнических предрассудков, поэтому то, что V Легион оставался погрязшим в физиогномических особенностях их захолустного мира, раздражало.

В них многое раздражало: архаичные обычаи, замкнутость, чувство превосходства. Они придавали огромное значение скорости — при вступлении в бой и выходе из него, движении, уловках и обманных маневрах.

— Отступи, затем снова нападай, — повторяли они ему снова и снова.

— Ни шагу назад, — изредка напоминал он себе.

Но с течением времени Харен стал восхищаться их упорством, стойкостью, энергичностью. Боевые учения были такими же тяжелыми, как у Лунных Волков. Вне всякого сомнения, Шрамы были достойными воинами, и это его немного утешило.

Его первая подготовка прошла в системе Соль. Тогда его перебросили с остальными на внепланетные тренировочные объекты — списанный линкор над Вомарлем; эскадрон гравициклов, временно размещенный на богатых свинцом равнинах Ийема; специальные боевые части, развернутые на водном мире Кайл IX и газовом гиганте Ревелет Таредес. Харен хорошо зарекомендовал себя. В отличие от немногословных и жестких Лунных Волков, чогорийские инструкторы не скупились на лестные отзывы.

— Наслаждайся своим мастерством! — упрекали они Харена, насмехаясь над его серьезностью. — Воин — благословенное и самое счастливое существо, одаренное небесами непревзойденной силой. Будет разумно время от времени признавать это.

Харен старался изо всех сил, но их жизнерадостность была ему не по душе.

«Они так несерьезно ко всему относятся, — думал он. — Словно играют».

Конечно, это было не так. Он знал об этом, но изводящее раздражение не покидало его.

— Когда мы отправимся на Чогорис? — спросил он незадолго до конца обучения.

Его последний инструктор по имени Таджик покачал покрытой шрамами головой.

— Мы не отправимся.

— Значит, я никогда не увижу родной мир?

— Увидишь. Только не сейчас.

Харен нахмурился.

— Странно, что мы не посетим центр.

— Центра не существует, — ответил Таджик, становясь загадочными, к чему Белые Шрамы всегда были склонны.

— Он там, где мы базируемся, — настойчиво произнес Харен, используя слово «мы», как всегда пытался делать.

— Мы нигде не базируемся, — ответил Таджик, улыбаясь. — Наш дом — нигде и везде. Вот в чем отличие между нами и другими. Ты научишься этому.

Харен хотел задать еще вопросы, но вместо этого просто кивнул и оставил эту тему. Иногда было проще поступить именно так.

И наконец, настало Вознесение. Последняя церемония прошла во влажной экваториальной зоне Таранагеи. Двести кандидатов выстроились на рокритовой площади под теплым ливнем. Каждый был облачен в новенький силовой доспех в цветах V Легиона — слоновой кости, красный и золотой. Среди них стоял Харен, испытывая почти те же ощущения, как и на залитых водой тренировочных площадках Имамдо.

Но сейчас, конечно же, он был далеко не тем мальчиком на пороге новой жизни. Он был мужчиной.

Больше, чем мужчиной. Полубогом. Ангелом. Стражем нового порядка Терры.

Нойон-хан Джемулан прибыл на планету, чтобы проследить за Вознесением. Как и все чогорийцы, он выглядел плотным и жилистым даже в обычном боевом доспехе, который он предпочел для этого дня. Когда Джемулан дошел до Харена в строю, тот обратил внимание, что выше старого лорда-командора. Это немного нервировало.