Некоторое время ничего не происходило. В охлаждающих трубках бурлила кровь, между бронзовыми электродами на верхнем корпусе вспыхнули электрические дуги.
Затем помещение начало медленно наполняться светом. Хенрикос отступил на шаг, тщательно проверив уровень радиации. Над легионером начала обретать форму светящаяся и вращающаяся плазма. Он уставился на нее, не в состоянии распознать схему. Письмена на стенах ярко засветились, питаемые энергией машины.
Затем он понял, что делает устройство, и почувствовал себя глупцом из-за того, что не догадался об этом раньше.
— Кса’вен, — обратился он по воксу, отойдя дальше и пристально глядя в шахту. — Думаю, тебе лучше прийти и посмотреть на это.
Есугэй проснулся на «Серповидной луне» в том же состоянии, что и всегда, с тех пор как покинул Чогорис: лицо было покрыто потом, а сердца колотились.
Последние остатки сна все еще не исчезали. Каждый раз они были одинаковыми: покрытая пеплом планета, и Хан, сражающийся с безымянной и безликой тенью. Есугэй постоянно просыпался в тот же самый миг.
«Когда пал Хан».
Каган никогда не сталкивался с врагом, которого не мог победить. Возможно, и Феррус тоже, прежде чем не встретился с Фулгримом. Всегда ходили слухи, подпитываемые молвой о совершенных злодеяниях, что примарх мог пасть только от руки другого примарха. Возможно, это даже было правдой.
Есугэй убрал руки с колен. Он сидел в позе для медитации, надеясь, что старые приемы уменьшат его тревогу. Они не сработали.
Случай с Ледаком потряс его. Он знал, что продолжал бы использовать разряды молнии, если бы Кса’вен не остановил его. Продолжал бы, пока плоть не стекла с лица Несущего Слово, а его крики не заглушила сырая кровь.
Никогда прежде он не терял настолько самообладание. Убийство было одним делом, они были рождены для этого, а вот причинение боли… Оно было свойственно варварству, что предшествовало Единству.
Тихо прозвучал дверной звонок. Есугэй поднялся и подошел к раковине в стене каюты. Открылась дверь.
— Я вовремя? — спросил Кса’вен, стоя в дверном проеме.
— Вполне.
Саламандр вошел, немного наклонившись.
— Тот же сон?
— Да.
— Ты видел что-нибудь еще?
— Нет. То же самое. Если у тебя есть мысли…
Кса’вен грустно улыбнулся.
— Похоже на Ноктюрн. В остальном нет.
Есугэй плеснул воды на лицо, смывая пот.
— Насчет Ледака…
— Я понимаю, поверь. Мы должны решить, не слишком ли он опасен, чтобы оставлять в живых.
— А как, по-твоему?
— В данный момент нет. Он все еще может быть полезен.
Есугэй потянулся за грубым полотенцем.
— Но ты пришел не для того, чтобы поговорить о Ледаке.
— Хенрикос кое-что нашел.
— Вот оно что, — Есугэй набросил плащ цвета слоновой кости. Прикосновение было холодным. — Хорошие новости?
— Ты мне скажешь, — ответил Кса’вен.
Они взяли шаттл. По всему корпусу «Серповидной луны» копошились техники, исправляя повреждения, полученные при варп-прыжке. «Гесиод» висел в стороне темно-серой громадой, отражая слабый свет. Из всех кораблей в наилучшем состоянии был «Воркаудар», хотя Несущие Слово сделали все, что осквернить его некогда гордые очертания, длинный нос был покрыт глифами, из-за чего корабль выглядел почти, как судно ксеносов.
— Итак, ты собирался рассказать мне о Никее, — сказал Кса’вен.
Есугэй отвел взгляд от иллюминаторов.
— Собирался.
Кса’вен расслаблено сидел в каюте экипажа, положив руки на колени и ожидая.
Есугэй сделал глубокий вдох.
— Что ты уже знаешь?
— Только то, что известие об указе пришло быстро, и Вулкан тут же ввел его в действие. К тому времени, как до нас дошли новости об Исстване III, в нашем Легионе не было действующих библиариев.
Есугэй покачал головой, не веря своим ушам.
— Что вы сделали с ними?
Кса’вен пожал плечами.
— Они дали клятвы. И вернулись в строевые части. Я не знаю, сколько пережили резню. Может быть никто.
— А вы никогда, хотя бы раз, не задумывались, что это безумие? Что вы отказались от своей силы?
— Некоторые так считали. Помню были споры, — Кса’вен посмотрел на свои перчатки. — Но это был приказ от самого Императора. Мы — верный Легион.
— Надеюсь, остальные менее верны. Не могу представить, что Волки отказываются от своих жрецов.
Кса’вен одобрительно фыркнул.
— Но там был Русс.
— На Никее? Неизвестно. Он не выступал. Хотя он и Вальдор были рядом, а все место кишело кустодиями.
Есугэй прислонился к стенке отсека, вспоминая.
— В тот момент я полагал, что это в самом деле дискуссия. Арена была заполнена. Тебе бы он понравился, Кса’вен — вулканический мир, чей воздух был насыщен пеплом. Прибыли миллионы людей. Публика была колоссальной, в прямом смысле. Было похоже на то, что весь Императорский дворец перебрался туда.
Кса’вен слушал. Есугэю не нравилось слишком подробно вспоминать те дни, но он все равно продолжал говорить. Пока его губы шевелились, в памяти возникали образы.
— Меня не должно было быть там, — сказал он. — Это была роль для Хана. Он говорил об этом с другими.
— Другими?
— В основном с Магнусом. А также с Сангвинием. Их было трое. Магнус был главным, самым могучим, но не единственным. Сангвиний всегда был восприимчивым. Думаю, в некотором смысле он был ближе всех к эфиру. Но в этом вопросе Хан всегда был с ним заодно. Он составил большую часть правил для библиариуса, хотя его имя никогда не упоминалось в записях.
Кса’вен выглядел скептически.
— Никогда не слышал об этом.
— Еще бы, — улыбнулся Есугэй. — Ты и не мог слышать. Как я тебе говорил — Магнус никогда не хотел библиариуса. Он желал, чтобы каждый псайкер высвободил весь свой потенциал. «Изучите его целиком», — говорил он. Ни ограничений, ни руководства. У Тысячи Сынов были тутеларии, которые порхали рядом и разговаривали с ними, хотя мы не видели их. Такие силы опасны и нуждаются в сдерживании, поэтому Хан и Ангел создали структуру. Они ограничили способности псайкеров. На Чогорисе мы называли эту практику Путем Небес. «Сойди с него, — говорили мы им, — и варп поглотит твою душу».
— Значит, ты знал, что это опасно.
— Конечно! А что неопасно? Твоя Прометеева вера опасна. Жизнь во вселенной опасна. Мы балансируем на тонкой грани. Были те, кто считал нас колдунами, заслуживающими костра, и те, кто видел в нас богов. Ни одна из сторон не должны была выигрывать этот спор.
— Но они выиграли. Охотники на колдунов.
Есугэй кивнул.
— После Никеи я долгое время полагал, что эту ошибку исправят. К тому времени, как мы узнали, что решение окончательно, Легионы уже были реорганизованы. Так быстро! Ты не задумывался, что мы всегда с охотой отказываемся от своей силы.
— Как это случилось?
— Я выступил, — печально произнес Есугэй, вспоминая. — Неумело. Говорить пришлось на готике, и поэтому я справился не лучшим образом. Непонятно откуда взялось чувство подавленности. Магнус тоже взял слово. Он сделал то, чего мы опасались — зашел слишком далеко. Он никогда не понимал, сколько страха вызывал. Если бы он встал и сказал: «Мы знаем, что должны провести реорганизацию, знаем, что должны быть осторожными», тогда мы могли бы выиграть. Но нет, он поучал о знании и могуществе, изображая из себя пророка. Я начал волноваться именно в тот момент, когда услышал его слова.
— Кто выступал против?
— Жрец Космических Волков. Это было странно. Я подозревал, что он прибыл по какой-то другой причине, хотя возможно и нет. Дольше всех говорил Мортарион. Он наполнил амфитеатр ядом.
— Мортарион? Я даже не знал, что он был там.
— Не ожидалось, что это будет он. Я полагал, что говорить будет Русс или же Ангрон. Нет, это был Повелитель Смерти. Он также был на Улланоре, отбрасывая повсюду тень. У него темная душа, и то, что он сделал на Никее, только подтвердило мое мнение.